Источник: Vanity Fair
Перевод: Сергей Сурин
Мало кто из американцев знает его имя, хотя Ларри Финка, пожалуй, можно назвать самым могущественным человеком в посткризисной экономике. Его гигантская управляющая компания BlackRock контролирует по всему миру активы на сумму $12 трлн, в том числе балансы Fannie Mae и Freddie Mac, а также проблемные активы AIG и Bear Stearns, выкупленные правительством США в прошлом году.Перевод: Сергей Сурин
Как же удалось Финку, некогда потерпевшему унизительный провал, стать настоящим финансовым стержнем Вашингтона и Уолл-стрит? Через призму интервью со многими людьми автор пытается изучить роль этого человека в эпоху кризиса, проанализировать его уникальную систему оценки рисков и понять, почему его фигура вызывает все большую озабоченность.
Учитывая то, какой огромной властью, судя по всему, обладает Ларри Финк, просто поразительно, как мало людей о нем слышали. В политических и деловых кругах (среди тех, кто «протоптал широкую дорогу» между Вашингтоном и Уолл-стрит) главу гигантской управляющей компании BlackRock считают едва ли не самой влиятельной фигурой в сегодняшнем мире финансов. Однако большинство непосвященных при упоминании имени Финка удивленно пожимают плечами. Несмотря на свое внушительное состояние, он практически неизвестен ни в светской тусовке Манхэттена, где у него есть квартира в Верхнем Ист-Сайде, ни в Аспене, где у него есть дом.
В Северном Салеме, где Ларри и его 35-летняя супруга Лори содержат ферму площадью более 10 гектаров, Финка знают чуть получше, и то лишь потому, что в этом фешенебельном предместье Нью-Йорка расположены усадьбы нескольких банкиров с Уолл-стрит.
Буквально несколько месяцев назад произошел такой случай. Одна из соседок Финка — очень известная нью-йоркская бизнес-леди — сильно разгневалась, узнав, что удобную конную дорожку, проходившую по территории поместья Финка, перекрыли. Когда ей сказали, кому принадлежит эта земля, в ответ прозвучало удивленное: “А кто такой этот Ларри Финк?”.
И всё же среди заправил Уолл-стрит трудно найти человека, который в той или иной степени не испытывал бы благоговейного трепета перед Ларри Финком. Да, в кулуарах порой слышатся насмешливые шепотки о том, с каким нескрываемым ликованием в последние полтора года 57-летний Финк воспринимает свое «перевоплощение» в «государственного деятеля Уолл-стрит», ее «главного консильери» и виднейшего представителя отечественной финансовой олигархии. Чаще всего об этом шепчутся те, кто знает Финка давно.
Но в целом, как ни крути, колоссальное могущество компании BlackRock не может не вызывать восхищения. В декабре, когда Финк за $13,5 млрд приобрел Barclays Global Investors, фирма BlackRock, которую он основал 22 года назад, официально стала крупнейшей в мире структурой по управлению активами. Напрямую этот глобальный гигант контролирует активы на сумму $3,3 трлн, а еще $9 трлн — опосредованно. Под управлением BlackRock находится порядка $1 трлн средств пенсионных фондов, обслуживающих миллионы американцев. Компания курирует инвестиции множества организаций во всем мире, от федеральных и местных органов власти до благотворительных фондов поддержки колледжей, от компаний из списка Fortune 500 до фондов национального благосостояния Абу-Даби и Сингапура.
Однако нынешняя влиятельность BlackRock определяется не только ее мощным присутствием на мировых рынках. Тот факт, что в результате финансового обвала 2008 года Финк сумел провернуть сделку с Barclays, впечатляет уже сам по себе, но ведь Ларри не просто удачно пережил вселенское бедствие. Вряд ли кто-то поспорит с тем, что ни один человек и ни одна фирма на Уолл-стрит не приобрели на волне экономического кризиса столь солидного веса, как Финк и BlackRock.
В разгар катастрофы, когда американская экономика была на грани коллапса, руководители крупнейших структур с Уолл-стрит — в том числе Джейми Даймон из JP Morgan Chase, Джон Мак из Morgan Stanley и Роберт Виллюмстад из AIG — обратились за помощью и советом именно к Финку. То же самое сделали Министерство финансов США и Федеральный резервный банк Нью-Йорка, чьи высокопоставленные представители обратились к Финку за рекомендациями в отношении финансовых рынков и за содействием в финансировании операций по продаже инвестбанка Bear Stearns инвестбанку JP Morgan (за $30 млрд), по выкупу страховой компании AIG (за $180 млрд), по спасению банка Citigroup (за $45 млрд), а также ипотечных агентств Fannie Mae и Freddie Mac (за $112 млрд).
На сегодняшний день в рамках нескольких правительственных контрактов BlackRock фактически является ведущим администратором программы Вашингтона по выводу Уолл-стрит из кризиса. Под управлением компании находятся проблемные активы на сумму $130 млрд, приобретенные правительством США в ходе продажи Bear Stearns и спасения AIG. Кроме того, BlackRock контролирует балансы Fannie Mae и Freddie Mac (в совокупности около $5 трлн) и проводит для ФРБ Нью-Йорка ежедневную оценку рисков по ипотечным бумагам (на сумму $1,2 трлн), которые банк приобрел с целью дать толчок отечественному рынку жилья.
В общем, нынешний Ларри Финк — это «ступица колеса американского капитализма», как выразился его друг Кен Лангоне, соучредитель торговой сети Home Depot и бывший директор Нью-Йоркской фондовой биржи.
При этом достичь такого положения Финк сумел практически незаметно. Даже на Уолл-стрит до недавнего времени далеко не все имели представление о том, чем он занимается. По словам Уильяма Коэна, бывшего инвестиционного банкира и автора бестселлера «Карточный домик» о крушении Bear Stearns, многие сотрудники этого банка долгие месяцы и не подозревали о том, насколько активно Финк и BlackRock участвуют в ликвидации их фирмы.
— Он как Мудрец из страны Оз, — говорит Коэн. — Человек за занавесом.
К тому же Финк «ни разу не допустил серьезных ошибок, в отличие от некоторых», добавляет Мак, чью фирму удалось спасти за счет выделения $10 млрд в рамках реализации антикризисной программы TARP (Программа выкупа проблемных активов) и вливания капитала одним из японских банков (в оценке стоимости этой сделки участвовала компания BlackRock).
Говоря о его глубоком понимании рынков, обширных связях и доскональном знании особенностей корпоративной культуры и управления практически всех крупных фирм с Уолл-стрит, некоторые топ-менеджеры в частном порядке даже высказываются за то, чтобы рассмотреть кандидатуру Финка на должность следующего министра финансов, если Тимоти Гайтнер, ставший объектом жесткой критики, не сумеет удержаться на этом посту до истечения срока своих полномочий.
Однако огромная и все возрастающая влиятельность BlackRock, да и сам размер компании («слишком велика, чтобы обанкротиться», по мнению некоторых) стали вызывать вопросы.
— Это вторая Blackwater, только в сфере финансов. Почти что теневое правительство, — говорит один из высокопоставленных банковских работников, имея в виду колоссальные объемы правительственных контрактов, переданных фирме.
Конечно, есть и другие компании (например, калифорнийский гигант Pacific Investment Management Company), удачно пристроившиеся к кормушке посткризисных государственных мероприятий, но их барыши не идут ни в какое сравнение с теми, которые достались на долю BlackRock. По словам главы Bianco Research Джеймса Бьянко, компании Финка были предоставлены привилегированные условия выхода на финансовые рынки, что порождает вопросы по поводу возможного конфликта интересов. Тот факт, что BlackRock получила ключевые контракты без проведения тендера, в обстановке секретности, также вызвал возмущение в Конгрессе и заставил задуматься о давних отношениях Финка с высокопоставленными правительственными чиновниками, особенно с бывшим министром финансов Генри Полсоном и его преемником Гайтнером.
— Сегодня в финансовой отрасли довольно много людей, которые добиваются результатов не столько благодаря своим талантам, сколько благодаря своим связям, — говорит Джанет Таваколи, президент Tavakoli Structured Finance и автор книги «Уважаемый господин Баффет, или Уроки для инвестора в 1269 милях от Уолл-стрит». — Почему же все-таки именно BlackRock? Не умаляя достоинств Ларри Финка, хочется тем не менее отметить, что все контракты, переданные компании BlackRock, вызывают определенные вопросы относительно того, на каком основании они были ей переданы.
Элегантный, спокойный, сдержанный «Мудрец с Уолл-стрит» — таким мы видим Финка на телеэкране, где он появляется все чаще, особенно на канале CNBC. Высокий лысоватый мужчина в очках рассуждает о процентных ставках, курсе доллара, доходности облигаций и реформе системы финансового регулирования. Его голос звучит мягко, доверительно и успокаивающе… Но за пределами телевизионной студии это совсем другой человек.
Энергичный, «напористый, весьма напористый» Финк, по словам его друзей, «прямолинеен, грубоват и крайне упрям».
— Это очень сильная личность, — говорит Томилсон Хилл, вице-председатель консалтинговой и управляющей компании Blackstone Group, портфель активов которой оценивается в $100 млрд. — Он не побоится высказать свое мнение в той ситуации, когда многие другие предпочли бы этого не делать, чтобы их потом не поймали на слове.
Обитатели Уолл-стрит не просто хорошо относятся к Финку — они ему «по-настоящему верят», как выразился Хилл. Отчасти это связано с тем, что BlackRock занимает особое место в своем сегменте бизнеса. Будучи управляющей компанией, она оперирует исключительно клиентскими средствами. В отличие от других боссов Уолл-стрит, чьи фирмы участвуют в торгах за свой счет и чьи рекомендации клиентам нередко подчинены их собственным интересам в погоне за прибылью, Финка считают человеком объективным.
Но самой яркой отличительной чертой Финка, как отмечают многие из его коллег, является его постоянная готовность твердо обозначить свою позицию.
— У Ларри нет «второго дна», — говорит Кен Лангоне. — Он всегда искренен. И он не бежит от ответов, как некоторые другие так называемые деловые лидеры.
За словом в карман Финк тоже не лезет.
— О чем же, черт бы Вас побрал, вы думали? — так он заявил председателю совета директоров Goldman Sachs Ллойду Бланкфейну, узнав, что в ноябре прошлого года Goldman пытался приобрести налоговые кредиты Fannie Mae на целый миллиард долларов. Этот шаг активно критиковали как очередную попытку Goldman урвать жирный куш, и в конечном итоге Министерство финансов запретило сделку, указав на то, что в результате бюджет потерял бы гораздо больше, чем составила бы экономия Fannie Mae.
На Ист 54-й Стрит есть элитный ресторан «Сан-Пьетро», где практически в любой день за столиками собираются крупнейшие нью-йоркские финансисты, которые ходят туда, как выразился один из корпоративных боссов, «людей посмотреть и себя показать», а заодно и пообедать долларов этак на сто и больше. Ларри Финк — завсегдатай этого ресторана, его часто можно увидеть непринужденно болтающим с очередным собеседником за своим постоянным столиком в «директорском ряду», возле окон, выходящих на 54-ю Стрит.
— Ларри обладает потрясающей способностью к завязыванию знакомств. Отовсюду к нему стекается информация, которую он впоследствии просеивает и перепроверяет, — говорит его старый друг Кен Уилсон, бывший высокопоставленный сотрудник Министерства финансов и партнер Goldman Sachs. При этом полезные сведения, которыми располагает глава BlackRock, отнюдь не ограничиваются финансовыми рынками.
На Уолл-стрит за Финком закрепилась репутация одного из самых искусных собирателей слухов. В индустрии, где информация решает все, его считают непревзойденным мастером добывания этой самой информации.
— Ларри — настоящий охотник за сплетнями, — говорит один из крупных банкиров, который знаком с Финком с начала 80-х годов. — Он очень любит многозначительно намекать на свою осведомленность. «А-а, это Bear Stearns, у которого портфель активов…» — тут он, как бы спохватившись, замолкает.
Еще одна излюбленная фраза Финка – «Помнится, я говорил ребятам из Вашингтона, что…».
— Ларри всегда хотел быть значимой фигурой, — добавляет банкир. — А теперь, когда он стал настолько значимым, насколько ему и не снилось, он этим просто упивается.
За шесть часов наших бесед с Финком в декабре и январе все его упомянутые качества проявились как нельзя лучше. Восседая за длинным столом из вишневого дерева в своем конференц-зале, расположенном на седьмом этаже штаб-квартиры BlackRock на Ист 52-й Стрит, он говорил о своей фирме, об Уолл-Стрит, о Вашингтоне и о самом себе. Временами он был сух, хладнокровен и рассудителен, временами — резок, несдержан и даже груб. Горячо жестикулируя, он что-то нетерпеливо объяснял, едва не срываясь на крик, а через мгновение вдруг переходил на ласковый шепот, как будто разговаривал с ребенком или с любовницей.
Проницательность суждений и живость мышления вкупе с экспансивностью и словоохотливостью — вот что делает Финка таким харизматичным. Он кажется открытым и простодушным, но лишь до поры. Есть и другой Финк — осторожный и неприметный, тщательно контролирующий каждое свое слово.
Одна ипостась Финка, по словам его друзей, жаждет признания и «безграничного уважения», как выразился один топ-менеджер, знакомый с ним уже тридцать лет. Именно эта его ипостась так любит яркий свет софитов, именно ей присуща та чванливость, которая порой сквозит в его высказываниях. И в то же время Финк, говорит его друг, «одержим, вплоть до паранойи», стремлением сохранить контроль над ситуацией. Возможно, потому, что в основе его успеха и влиятельности лежит страх этот контроль утратить.Рискованный бизнес
Ларри Финк начал работать на Уолл-стрит еще в 1976-м, когда ему было 23 года. Вырос он в Калифорнии, в одном из пригородов Лос-Анджелеса — Ван-Найсе, где его отец держал обувной магазин, а мать преподавала английский. По воспоминаниям самого Финка, он был «обыкновенным пареньком из Лос-Анджелеса», который появился на Уолл-стрит, «удивив почтеннейшую публику своими украшениями из бирюзы и длинными волосами».
Ларри окончил Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе по специальности «Политология», женился на своей школьной подруге, после чего продолжил учебу в школе бизнеса при том же университете, став слушателем курса «Финансы в сфере недвижимости». Ведущие инвестиционные банки буквально завалили Финка предложениями о работе, и в конце концов он выбрал First Boston, где ему поручили заниматься торговлей облигациями (в то время это было настоящее сонное царство). Через три года Финка назначили курировать операции с ипотечными ценными бумагами, о которых тогда еще мало кто слышал.
В последующее десятилетие Ларри Финк поистине стал легендой Уолл-стрит. Наряду с Леви Раньери из Salomon Brothers его считали отцом-основателем рынка секьюритизации долговых обязательств, который преобразил облик мира финансов. К 2008 году именно этот многотриллионный рынок ипотечных, автомобильных и розничных кредитов — приобретенных у банков, порезанных на куски, заново упакованных и перепроданных тысячам инвесторов — немало поспособствовал тому, чтобы поставить экономику на колени. Однако изначально, когда этот рынок еще не вырвался из-под контроля, его появление восприняли как революционную инновацию. Оглядываясь назад, Финк заявляет: «Нам удалось смягчить остроту жилищного вопроса в Америке».
Вспоминая о том, «как приятно было лететь в Вашингтон на переговоры с Fannie Mae и Freddie Mac по поводу перспектив ипотеки», он говорит: «Еще в те годы, когда мне не исполнилось и тридцати, я чувствовал всю грандиозность наших начинаний».
Однако, хотя Финк всячески стремится подчеркнуть свою сопричастность к делам государственного масштаба, его коллеги с Уолл-стрит помнят о нем и кое-что другое. Да, людям он нравился, но в то же время его считали заносчивым неотесанным мужланом.
— Этому парню всегда было мало, — говорит один из бывших партнеров First Boston. — Он так и рвался всех обставить, едва не лопаясь от собственных амбиций.
Спустя много лет Ларри язвительно прокомментировал эту характеристику, назвав ее проявлением снобизма тех инвестиционных банкиров с Уолл-стрит, которые относились к категории «белых англосаксонских протестантов». Они свысока смотрели на трейдеров еврейского и итальянского происхождения, сумевших преуспеть в сегменте ипотечных облигаций, как выразился Финк, «лишь потому, что во все прочие сферы нас старались не допускать».
Истина, как обычно, лежит где-то посередине. На самом деле его считали искусным мастером рыночной игры, чей интерес к политике и стратегии обеспечивал ему интеллектуальное преимущество над многими конкурентами.
По некоторым оценкам, совокупная прибыль, которую Финк принес в тот период банку First Boston, составила около $1 млрд. Он подготовил и провел ряд знаковых для банка сделок, включая секьюритизацию в 1986 году автокредитов компании GMAC на сумму $4,6 млрд. Его усилия были вознаграждены — он не только заработал хорошие деньги, но и приобрел статус. В частности, Финк стал самым молодым управляющим директором в истории First Boston, а в возрасте 31 года — самым молодым членом правления. Многие считали, что в конечном итоге он возглавит фирму.
А затем, во втором квартале 1986 года, его департамент понес убыток в $100 млн. Трейдеры Финка открыли очень крупные позиции на рынке, исходя из прогнозов своего руководителя о грядущем росте процентных ставок. Когда же вместо этого ставки внезапно упали, в трубу вылетели не только эти позиции, но и соответствующие инструменты их хеджирования. Буквально в одночасье, как говорит сам Финк, он рухнул «из князи в грязи». С ним перестали здороваться в коридорах и вообще фактически подвергли его остракизму.
В финансовых кругах закат карьеры Финка в First Boston до сих пор вспоминают как одно из самых впечатляющих и унизительных «падений» в истории Уолл-стрит.
— Оно было публичным и поистине ужасным, — вспоминает один из крупных финансистов.
Сам Финк настойчиво утверждает, что его никто не увольнял, но на Уолл-стрит существует немало способов избавиться от нежелательной фигуры. Когда весной 1988-го он наконец ушел из First Boston после двух лет пребывания в статусе персоны нон грата, фирма, не удержавшись от прощального плевка вслед, во всеуслышание объявила о том, что Финка фактически заставили уйти. В частности, пресс-секретарь First Boston в интервью «Уолл-стрит Джорнал» заявил: «У него не было возможности долее оставаться на этой работе».
— Для меня эта ситуация была очень болезненной, — вспоминает Финк. — Ко мне относились совершенно не так, как следовало относиться к партнеру. Не проявляли ни малейшего уважения, на которое я вообще-то вправе был рассчитывать. Отношения с коллегами в корне переменились, и справляться со всем этим было очень трудно. В результате я начал терять уверенность в себе. Уходить было по-настоящему тяжело.
— Я любил First Boston, — говорит он. Даже сейчас, через 22 года, Финку явно неприятно вспоминать ту ситуацию; он с такой силой сжимает ручки кресла, что костяшки пальцев белеют от напряжения. По его словам, он растерялся и не знал, что делать дальше. Единственное, что он ощущал вполне отчетливо — что ужасно устал от Уолл-стрит, от того, как там относились к людям, к собственным сотрудникам и клиентам.
Сейчас он утверждает, что подлинная причина понесенных банком First Boston убытков заключалась в том, что никто не мог правильно оценить соответствующие риски. Компьютерные системы были неэффективны, как и программное обеспечение, использовавшееся для контроля основных параметров, таких как динамика процентных ставок.
— Мы построили гигантскую махину, которая делала огромные деньги… до тех пор, пока не сломалась, — говорит Финк. — Мы сами не понимали, почему нам удается делать столько денег. У нас еще не было надежных инструментов, позволяющих правильно оценивать риски. И сегодня я не устаю повторять: состояние портфеля нужно не менее тщательно анализировать даже тогда, когда дела идут отлично, потому что может выясниться, что вы берете на себя неоправданно большие риски.
Пережив опалу в First Boston, Финк ожесточился и поклялся никогда больше не принимать на себя рыночные риски, степень которых ему до конца не ясна. Кроме того, за годы работы в First Boston он осознал, насколько слабо его клиенты (пенсионные фонды, корпорации, федеральные и местные органы власти) представляли себе свои риски. По его словам, когда дело касалось оценки рисков, клиенты почти полностью полагались на фирмы с Уолл-стрит, которые в этом тоже неважно разбирались, о чем ему было хорошо известно из собственного опыта. Поэтому Финк решил создать компанию, которая будет не только инвестировать деньги клиентов, но и эффективно управлять их рисками.
Новоиспеченная группа начала работать в небольшом арендованном офисе в углу одного из этажей здания Bear Stearns, а к 1993 году уже управляла активами на общую сумму свыше $20 млрд. В следующем году Финк отделился от Blackstone на фоне разногласий со Шварцманом по поводу участия в капитале фирмы (по словам осведомленных источников, фактически это была борьба за власть между двумя сильнейшими личностями Уолл-стрит). В конечном итоге Шварцман продал принадлежавшие Blackstone 32% акций подразделения Финка питтсбургскому банку PNC, которому вся фирма целиком обошлась всего в $240 млн. Впоследствии Шварцману оставалось только пожалеть о своем поспешном шаге, учитывая, какие баснословные прибыли начала приносить ставшая независимой BlackRock.
На протяжении следующих 15 лет BlackRock росла головокружительными темпами. В 1999 году компания стала публичной, в 2004-м она приобрела State Street Research & Management за $375 млн, в 2006-м слилась с Merrill Lynch Investment Managers стоимостью $544 млн, в 2007 году приобрела фонд фондов Quellos и, наконец, совершила крупнейшую сделку в своей истории, купив подразделение по управлению активами фирмы Barclays.
Начав с инвестиций в облигации, постепенно BlackRock вышла и в другие сегменты (акции, хедж-фонды, недвижимость, индексные инструменты), искусно координируя свои разнообразные интересы.
Компания не только достигла впечатляющих размеров, но и внедрила современную систему оценки рисков и управления ими. «Компьютерная ферма» BlackRock насчитывала пять тысяч круглосуточно работавших компьютеров, за которыми следила целая команда инженеров, математиков, аналитиков и программистов. Эта система позволяла контролировать миллионы ежедневных сделок, анализировать каждую ценную бумагу в инвестиционных портфелях клиентов и определять, каким образом даже самые незначительные изменения в экономике могут повлиять на динамику этих бумаг.
Компьютеры BlackRock были способны смоделировать практически любые колебания процентных ставок и любые движения на финансовых рынках, прогнозируя динамику сотен тысяч ценных бумаг в рамках многочисленных сценариев развития глобального кризиса.
Эта всепроникающая система, получившая название Aladdin, напоминает собой компьютеризированного спрута, который неусыпно следит за рынками, реагируя на любые отклонения о нормы. Именно система Aladdin послужила основой для развития нового направления деятельности BlackRock, выходящего за рамки управления активами, — в частности, компания начала предоставлять консалтинговые услуги клиентам, столкнувшимся с теми или иными проблемами. Официально созданное в 2000 году, подразделение BlackRock Solutions в настоящее время имеет 140 клиентов, наиболее известным из которых является правительство США.
Благодаря системе Aladdin шестьсот сотрудников BlackRock Solutions способны оценить активы клиента в течение одного дня, буквально «разложив по полочкам» любой инвестиционный портфель, даже если он стоит целых $30 млрд, как в случае с Bear Stearns в марте 2008 года. Кроме того, компания готова взять портфель клиента в долгосрочное управление — именно эту услугу она сейчас оказывает трем инвестиционным структурам (Maiden Lane I, II и III), в чьих руках сосредоточены активы AIG и Bear Stearns на общую сумму $130 млрд, перешедшие к ФРБ Нью-Йорка осенью 2008 года.
Для других клиентов (таких как Fannie Mae, Freddie Mac и тот же ФРБ Нью-Йорка с его $1,2 трлн в ипотечных бумагах) компания Финка просто ведет круглосуточное наблюдение за их портфелями, представляя ежедневные отчеты по оценке рисков. Кроме того, BlackRock «сдает в аренду» систему Aladdin примерно 40 клиентам, обеспечивая их всеми соответствующими услугами, хотя непосредственное управление этой системой осуществляет сама компания с позиций своей штаб-квартиры. Именно Aladdin фактически является тем «электронным глазом», с помощью которого BlackRock следит за динамикой инвестиций на общую сумму порядка $9 трлн по всему миру.
— Ларри очень много работал, чтобы восстановить свой авторитет, — замечает один известный банкир. — Когда тебя увольняют, появляется стимул и стремление исправить свои ошибки, доказать всем, что ты достоин уважения. Мне кажется, именно это во многом движет поступками Ларри. Без него BlackRock была бы всего лишь еще одной крупной управляющей компанией. Но Ларри сделал ее главенствующей.
Эта главенствующая роль компании BlackRock (и самого Финка) стала очевидной осенью 2007 года. Под давлением нарастающих проблем на рынке низкокачественной ипотеки вынуждены были уйти в отставку глава Citigroup Чарльз Принс и руководитель Merrill Lynch Стэнли О’Нил. При этом в прессе сообщалось, что обе компании собирались предложить должность нового руководителя Ларри Финку, и отнюдь не только из благодарности за помощь в урегулировании ситуации с их проблемными активами.
Фактически это известие наглядно свидетельствовало о том, насколько сильно к тому времени финансовый истеблишмент стал полагаться на Финка. В 2003 году волну общественного возмущения вызвал размер вознаграждения председателя Нью-Йоркской фондовой биржи Ричарда Грассо — $190 млн. В то время Финк входил в состав правления биржи, наряду с Хэнком Полсоном, тогдашним главой Goldman Sachs, и руководителями Bear Stearns, JP Morgan и Morgan Stanley. И именно Финк сыграл ключевую роль в отставке Грассо. Именно к нему корпоративные боссы все чаще обращались за рекомендациями относительно рыночной ситуации и политики управления. Если не звонили Финку, то он звонил сам, «всегда готовый дать совет, не дожидаясь, пока его об этом попросят», как заметил один из бывших сотрудников Министерства финансов.
В Citigroup работу ему так и не предложили, но некоторые утверждают, что на самом деле там его кандидатуру всерьез и не рассматривали. Зато в Merrill Lynch он и правда был одним из основных соискателей — одним из двух. Вторым претендентом, который в конечном счете и возглавил инвестбанк, был Джон Тэйн, внушавший Финку исключительно неприязненные чувства. Экс-президент Goldman Sachs, в 2007 году Тэйн возглавлял Нью-Йоркскую фондовую биржу; по словам одного из топ-менеджеров, он был «не просто представителем истеблишмента, он сам был истеблишментом». До сих пор так и не ясно, что же произошло тогда на самом деле. Финк заявлял, что правление Merrill уже заверило его в своей готовности назначить на должность именно его, но предложение испарилось само собой, когда Финк потребовал вначале разрешить ему всесторонне проанализировать гигантский портфель низкокачественных ипотечных активов Merrill Lynch, чтобы лично выяснить масштабы соответствующих проблем.
Попав в прессу, эта новость возымела большой резонанс на Уолл-стрит. Если Финк говорил правду, то получалось, что Merrill и Тэйн заведомо не пожелали взглянуть в глаза реальности и разобраться в том, насколько же действительно сложна ситуация в банке. Тем самым, как заметил один финансист, «Merrill ставил себя в дурацкое положение, а Ларри становился настоящим героем дня». Вот только говорил ли Финк правду? По словам одного из инсайдеров, кандидатуру Финка отклонили во многом из-за того, что Merrill был владельцем 49% акций его компании, которые получил в результате слияния своего подразделения по управлению активами с BlackRock годом ранее. Как утверждает этот источник, если бы Финк возглавил обе структуры, возник бы очень серьезный конфликт интересов, а продавать свою долю в BlackRock инвестбанк не хотел.
А как же требование Финка о проведении оценки низкокачественных ипотечных активов Merrill? Упомянутый инсайдер говорит, что никто из членов правления Merrill ничего об этом не слышал.
Действительно, ходят слухи, что Финк «страстно мечтал» об этой должности и «был взбешен», когда в ноябре 2007 года она досталась его заклятому врагу Тэйну. Однако вот что говорит по этому поводу сам Финк:
— То, что я «страстно мечтал» работать в Merrill Lynch — это ложь. Пожалуй, я готов был рассмотреть их предложение, но вовсе не собирался безоглядно лезть в мышеловку. Я твердо решил и речи об этом не вести, пока мои специалисты не посмотрят балансовые документы. А мне этого сделать не дали. Вот вся эта возня-то как раз меня и бесила.
Кроме того, Финк говорит, что его неприязнь к Тэйну, который недавно возглавил финансовую компанию C.I.T. Group, «имеет очень давние корни», но от пояснений Ларри воздерживается.
Десять месяцев спустя, оказавшись на грани банкротства, Merrill Lynch был продан банковской структуре Bank of America, и вскоре после этого Тэйна вынудили уйти. К тому времени Финк стал могущественен как никогда. В марте 2008 года, в тот безумный уикенд, когда рухнул Bear Stearns, его телефон буквально разрывался от звонков.
В субботу утром высшее руководство JP Morgan собралось в офисе, чтобы обсудить возможность приобретения агонизирующего инвестбанка, и Джейми Даймон сразу же нанял компанию BlackRock для оценки активов Bear Stearns. По итогам оценки Даймон пришел к выводу, что ему не осилить эту покупку без помощи государства, и на следующее утро тогдашний председатель ФРБ Нью-Йорка Гайтнер лично позвонил Финку и попросил его заняться проблемными активами инвестбанка стоимостью в $30 млрд, которые перешли под контроль ФРБ. Работать с Bear Stearns было психологически очень тяжело, говорит Чарльз Холлак, один из топ-менеджеров BlackRock:
— Люди даже не сдерживали своего раздражения. Вплоть до того, что со злости швырялись вещами. Помогать нам никто не хотел. В общем, атмосфера была откровенно враждебная.
В июне после звонка от Финка Роберт Виллюмстад, новый глава пошатнувшегося страхового гиганта AIG, нанял BlackRock для оценки корпоративного портфеля кредитных дефолтных свопов ($77 млрд). Через полтора месяца, когда на рынке начался обвал, последовали и другие аналогичные заказы.
У компании BlackRock нет собственных самолетов, и в тот уикенд, когда Lehman Brothers объявил о своем банкротстве, Финк летел обычным коммерческим рейсом в Сингапур. Новость «буквально шокировала» его, и на следующий день он вылетел обратно.
— Я чувствовал себя прямо как персонаж Чарлтона Хестона в «Планете обезьян». По возвращении я увидел, что мир перевернулся с ног на голову, — говорит он.
На протяжении следующих двух с половиной месяцев Финк каждый день по нескольку раз созванивался с правительственными чиновниками — с одним только Гайтнером за это время у него состоялся как минимум 21 телефонный разговор. Кроме того, Финк часто общался с министром финансов Полсоном, которого он консультировал по антикризисной программе TARP, и его «правой рукой» Кеном Уилсоном. Однажды в середине сентября Ларри позвонил Уилсону в полседьмого утра и начал торопливо объяснять ситуацию.
— Вот так, Кен, дело пахнет керосином. Надо срочно что-то предпринимать, — подвел итог Финк. Он имел в виду начавшееся паническое изъятие вкладов из коммерческих инвестиционных фондов денежного рынка. Эти фонды, включая партнеров BlackRock, стремительно теряли миллиарды долларов, и Финк сказал Уилсону, который в январе занял кресло вице-председателя BlackRock, что правительство должно вмешаться и предоставить им необходимые гарантии, пока кредитный рынок не рухнул полностью. Именно так и поступило Министерство финансов буквально через несколько часов после звонка Финка.
Когда ФРБ Нью-Йорка пришел на выручку AIG, фирма BlackRock снова пересеклась с этой компанией — на этот раз люди Финка должны были провести оценку и дать правительству рекомендации относительно активов AIG на сумму в $100 млрд, включая и тот злополучный портфель кредитных дефолтных свопов, который приобрел ФРБ.
В течение нескольких месяцев в AIG работали две группы сотрудников BlackRock — одна выполняла заказ руководства страховой компании, другая выступала с позиций ФРБ. По словам Чарльза Холлака, ситуация была настолько чревата конфликтом интересов, что некоторое время этим группам даже не сообщали о существовании друг друга.
К тому времени компанию BlackRock уже привлекли к управлению проблемными портфелями Fannie Mae и Freddie Mac. В декабре 2008 года BlackRock получила еще один контракт от ФРБ Нью-Йорка — на этот раз речь шла об оценке кредитов и ценных бумаг Citigroup на сумму $301 млрд. По основной части этих активов правительство США в рамках мероприятий по спасению банковского гиганта предоставило гарантии от убытков.
Водопад государственных контрактов, хлынувший на BlackRock, почти сразу же привлек внимание конгрессменов. Когда они задали вопрос о том, сколько этой компании платят и почему ее выбрали безо всякого конкурса, представители ФРБ в целом и Гайтнер в частности не смогли сообщить ничего конкретного.
Гайтнер заявил, что у них не было времени проводить тендер и рассматривать заявки от других компаний, и выбор пал на BlackRock потому, что «это в максимальной степени соответствует интересам американских налогоплательщиков».
Когда сенаторы Макс Бокус и Чарльз Грассли изъявили желание взглянуть на контракты с BlackRock, Гайтнер ответил им письмом, что это проще простого, если только они готовы приехать в Нью-Йорк и ознакомиться с контрактами в частном порядке. Когда конгрессмены и пресса начали настойчиво интересоваться размером вознаграждения BlackRock, представители ФРБ отказались раскрыть эту информацию, ссылаясь на требование BlackRock сохранять ее в тайне, поскольку компания предоставила правительству скидку. Однако BlackRock утверждает, что это неправда.
— Мы с самого начала предлагали ФРБ обнародовать эти сведения, — говорит Холлак.
Под давлением со стороны законодателей и общественности ФРБ все же предал гласности контракты с BlackRock. Предусмотренная ими система оплаты оказалась очень сложной и запутанной, поэтому подсчитать точный размер соответствующих доходов BlackRock нелегко. Тем не менее, по приблизительным оценкам, за первые три года работы с портфелями AIG и Bear Stearns компания получила около $200 млн. А за два месяца обслуживания портфеля Citigroup фирма, согласно контракту с ФРБ, получила $12 млн, хотя BlackRock утверждает, что затем еще два месяца они работали бесплатно. При этом BlackRock не разглашает стоимость своих услуг для других клиентов, поэтому практически невозможно выяснить, действительно ли американские налогоплательщики, как заявлял Гайтнер, получили скидку. Однако в любом случае, по мнению некоторых банкиров, размеры вознаграждения BlackRock далеки от объективности.
— Ларри мог бы взяться за эту работу и бесплатно, — говорит один из финансистов. — Речь идет прежде всего о создании себе имени, о престиже и перспективах расширения бизнеса, которые связаны с этими контрактами. Поэтому определить их истинную ценность практически невозможно.
Уилсон, как и Полсон, ранее тоже трудился в Goldman, и он утверждает, что ни ФРБ, ни Министерство финансов не могли передать такое множество государственных контрактов фирмам, которые использовали деньги по программе TARP, или в которых еще недавно работало столько высокопоставленных сотрудников Минфина. Хотя часть государственных контрактов могли бы взять на себя другие крупные управляющие компании, такие как Western Asset Management Company и Pacific Investment Management Company, они не обладали таким обширным опытом, как BlackRock.
Тот факт, что Ларри Финк «был в обойме» (то есть имел тесные связи со всеми заинтересованными лицами), действительно сыграл большую роль, однако, как говорят некоторые, не самую главную. По их мнению, гораздо важнее было другое: к возникновению кризиса такого масштаба, как в 2008 году, приложили руку очень многие, начиная от банков и регуляторов и заканчивая ипотечными брокерами и домовладельцами, а вот в преодолении этого кризиса мало кто по-настоящему мог помочь.
Поскольку компания BlackRock, судя по всему, стала «слишком велика, чтобы обанкротиться», влиятельность Ларри Финка на мировых финансовых рынках для многих стала притчей во языцех. Через BlackRock проходили триллионы долларов, и «в подобной ситуации нельзя сбрасывать со счетов риски, связанные с тем, что такой огромный сегмент мирового рынка находится под контролем одной-единственной фирмы, то есть, по сути, одного человека», — говорит некий высокопоставленный сотрудник банка.
И действительно, как отмечают наблюдатели, вопреки мнению о безошибочности действий Финка он все же допустил несколько серьезных просчетов. В частности, он активно «спонсировал» руководство Lehman Brothers в тот период, когда банк уже рушился: BlackRock приобрела крупный пакет акций Lehman по цене $28 за штуку за три месяца до банкротства этой фирмы. А вскоре после падения Bear Stearns Финк порекомендовал инвесторам вложить деньги в рискованные высокодоходные долговые инструменты буквально перед самым обвалом рынка. Не избежала BlackRock, как отмечает Джанет Таваколи, и ловушки с проблемными активами, приобретя почти на $8 млрд обеспеченные долговые обязательства, которые в 2007-2008 годах вылетели в трубу.
Но самой скандальной и дорого обошедшейся (по крайней мере, клиентам) ошибкой BlackRock стала покупка колоссальных элитных жилых комплексов «Стайвесант Таун» и «Питер Купер Вилледж» в Манхэттене. Эта сделка, крупнейшая в истории американского рынка недвижимости ($5,4 млрд), в начале января обернулась для компании полным провалом. Гигантский конгломерат из 110 зданий, расположенных на площади в 30 с лишним гектаров, BlackRock купила в 2006 году совместно с нью-йоркской девелоперской фирмой Tishman Speyer. Но даже в то время уплаченная ими цена, по словам президента GreenStreet Advisors Крэйга Льюполда, считалась «заоблачной». Чтобы такая сделка оказалась выгодной на любом краткосрочном (хотя бы десятилетнем) инвестиционном горизонте, нужно было рассчитывать практически на идеальную ситуацию.
Вскоре после дефолта BlackRock и Tishman вынуждены были передать это имущество своим кредиторам. По общему мнению, такой шаг означал, что компании не надеются окупить соответствующие инвестиции. Сегодня инвесторы, вложившие деньги в эту сделку под эгидой BlackRock, тоже понесли убытки. Среди них – крупнейшие клиенты BlackRock и прежде всего ведущий пенсионный фонд California Pension and Retirement System (CALPERS; Вообще-то этот фонд называется несколько иначе – California Public Employees’ Retirement System (CalPERS) — Пер.), который фактически потерял на этом $500 млн. Впоследствии CALPERS серьезно задумался о том, не отказаться ли ему от услуг BlackRock в качестве консультанта по недвижимости.
При упоминании об этих промахах Финк, небрежно развалившийся в кресле, внезапно весь сжимается и как бы ощетинивается. В его голосе появляются резкие нотки, он заметно нервничает.
— Когда вы управляете финансами, вы неизбежно делаете какие-то ошибки. Никто из нас не совершенен. Наша работа состоит в том, чтобы просто свести возможные проблемы к минимуму, — говорит Финк, едва сдерживая раздражение. — Да, мы не идеальны, но я никогда никому и не заявлял, что мы идеальны. Наши инвесторы располагали абсолютно той же самой информацией, что и мы, они проводили свою собственную комплексную экспертизу. — Он делает глубокий выдох. — Действительно, наше подразделение по работе с недвижимостью не радует результатами, и мы сейчас принимаем соответствующие меры. Мне наплевать, что весь рынок вылетел в трубу, мы должны работать лучше рынка, а в недвижимости нам это не удалось. Поверьте, я не ищу себе оправданий. Да я уже сон потерял из-за этих проблем.
Убытки, связанные с комплексом «Стайвесант Таун», — это настоящий «конфуз», говорит он и вдруг понижает голос до шепота: «Понимаете, моя мать получает пенсию в CALPERS».
Столь эмоциональная реакция кажется несколько странной для человека, который руководит мегакорпорацией с триллионными оборотами, штатом в 8500 сотрудников и рыночной капитализацией порядка $40 млрд по состоянию на середину февраля. Но для Финка весь мир замыкается на BlackRock, говорит один из финансистов. «Это его жизнь, его плоть и кровь». И то, что неудачи BlackRock так выводят его из себя, отчасти связано с прошлым, подчеркивают друзья.
Действительно, многие отметили, насколько символичным было его недавнее решение перенести кабинеты высших руководителей BlackRock (в том числе и свой собственный) в здание, где он когда-то работал трейдером в First Boston, только на один этаж выше.
Пожалуй, сказать, что Финком движет месть, — это все-таки чересчур, но в его голосе безусловно слышится презрение, когда он говорит об Уолл-стрит. Да он и не скрывает своей неприязни, например, к Goldman Sachs — «он ненавидит Goldman», как выразился один из бывших партнеров этого банка. Хотя Финк пользуется услугами этой фирмы в рамках биржевых операций, как инвестиционный банк она его не интересует. Огромные бонусы, которые получили топ-менеджеры с Уолл-стрит в этом году, он считает «аморальными» и размышляет над тем, как лучше было бы поступить с этими деньгами — направить их обратно в экономику в виде кредитов или распределить между акционерами. В частном порядке он выступил против масштабной лоббистской кампании банков, направленной на отмену финансового перерегулирования, и заявил, что если им удастся добиться своего, значит, нет справедливости на свете.
«Убежденный демократ» Финк порой допускает популистские высказывания, хотя на самом деле он вовсе не популист. Финк не считает, что правительственная программа 2008 года по спасению коммерческих структур была «справедливой» — «да, выиграли все, но некоторые фирмы выиграли уж слишком много». Однако при этом он всячески расхваливает Полсона и Гайтнера, которые, по его словам, «войдут в историю как два наших лучших министра финансов». Отчасти гнев общественности, направленный сегодня на Уолл-стрит, обусловлен потребностью «найти врага», говорит Ларри.
— Но я не хочу ни в кого тыкать пальцем, потому что, как мне кажется, на самом деле виновата сама культура американского общества. Мы жили сытно и счастливо, и вся наша система была построена на безудержной спекуляции и займах. Может быть, если бы мы пораньше научились трезво оценивать риски, как это произошло со мной в First Boston, мы бы все задались вопросом: «А с чего это вдруг все стали делать такие большие деньги?».
Инсайдер и аутсайдер, Ларри Финк годами балансирует на тонкой грани между этими двумя ипостасями, и именно этот его «смертельный номер» во многом обеспечил компании BlackRock ее нынешнее колоссальное могущество и успех. Друзья Финка утверждают, что для него очень важно, чтобы с ним считались. И не просто считались, а видели в нем настоящего героя, который спасает мир.
Сам Финк скромно заявляет: «Я недостаточно компетентен, чтобы стать новым министром финансов» — впрочем, это заявление трудно назвать категорическим «нет». Однако в коридорах власти полагают: если только сегодня можно говорить о существовании в Америке олигархии, то Ларри Финк, похоже, очень хочет стать «хорошим» олигархом. И вот это уж поистине смертельный номер!
